Казалось, всё в помещении было пропитано фальшью.
Только музыка была искренней. Музыканты старались изо всех сил. Они действительно были хороши. Помнится, впервые услышав, как фронтмен играет на губной гармошке, у меня свело пальцы ног.
Но публика была неважная. На самом видном месте сидела самая шумная и самая идиотская компания. И я в её эпицентре. Оглядывая зал, казалось, я единственный слушатель. Остальные болтали, пили, жалко потряхивали своими конечностями, сидя на местах. Время от времени кое-кто вскакивал и неумело танцевал, находя это забавным. Мне было не по себе. Казалось, всё люди, сидевшие со мной за одним столом, сплошь сделаны из лжи. От этого становилось тошно. Их смех, жесты, интонации. Всё напоминало второсортную актёрскую игру.
А потом стало грустно. Нестерпимо грустно от того, что рядом нет тех людей, с которыми нас соединяет, пожалуй, самая странная связь в мире. Её лицо всё не шло у меня из головы. Она жаловалась, что здесь душно, что от такой музыки у неё болит голова, и вообще она её не понимает, но ладно, пойдём потанцуем, чего уж.
А по дороге домой у таксиста был голос почти как у Него. И стрижка невероятно короткая. И очки дурацкие. И приходилось заставлять его говорить. Всё, что угодно, лишь бы нащупать отголоски того времени в настоящем. В этом тягучем пространстве. И в моей голове Он в сотый раз бросался на колени и пел дурацкую песню.
Старик Эрих сказал "Ничто не важно, пока друг жив". Мне не остаётся ничего, кроме немого согласия. И ожидания нашей встречи.